Вертолеты сбрасывали морякам, плавающим в воде, спасательные жилеты. Двух человек успел поднять вертолет со спасательной лебедкой, прежде чем к месту гибели субмарины прибыл «Фаррис». Моррис руководил спасательными операциями с мостика. На воду быстро спустили шлюпку, и все остальное оказалось простым делом. Члены команды русской подлодки были потрясены случившимся и не сопротивлялись. Вертолеты вели шлюпку к каждому из них и затем принялись осматривать водную поверхность в поисках остальных. Все одиннадцать моряков были подняты из воды, и шлюпка вернулась к висящим талям. Старший боцман присматривал за ее подъемом. Рядом с ним молча стоял младший лейтенант.
Раньше никто не задумывался о возможности подобного. Торпеда, попавшая в подводную лодку, должна обязательно потопить ее. Военнопленные, подумал Моррис. Что же мне делать с военнопленными, черт побери? Нужно было принять решение, где разместить их, как обращаться. Наконец, как их допросить – есть ли в составе команды фрегата кто-нибудь, кто говорил бы по-русски? Капитан передал управление кораблем своему помощнику и поспешил на корму.
Там уже стояли вооруженные матросы, неуклюже держа свои М-14 и с нескрываемым любопытством глядя на шлюпку. Матросы в шлюпке закрепили тали, и старшина, управляющий лебедкой, поднял шлюпку на борт корабля.
Советские моряки выглядели жалкими, многие еще не оправились от шока, связанного с таким неожиданным спасением от неминуемой гибели. Моррис насчитал трех офицеров, причем один из них был, по-видимому, командиром подлодки. Он прошептал несколько слов боцману Кларку.
Тот скомандовал вооруженным матросам отойти от борта и достал из кармана боцманскую дудку. Как только шлюпка опустилась на шлюпочные блоки, он издал заливистый трехтонный свисток и приветствовал советского капитана, словно почетного гостя.
На лице русского офицера появилось изумление. Моррис подошел к нему, чтобы помочь выйти из шлюпки.
– Добро пожаловать на борт моего корабля, капитан. Я – капитан третьего ранга Моррис, ВМС США. – Эд быстро окинул взглядом лица стоящих рядом членов своего экипажа и увидел на них недоуменное выражение. Однако хитрость Морриса не принесла успеха. Русский офицер или не говорил по-английски, или успел овладеть собой и сделать вид, что не понимает американца. Придется поручить кому-то вести допрос пленных русских. Моррис приказал боцману заняться спасенными. Русских отвели вниз для медицинского осмотра. Пока они будут находиться под охраной в санчасти. Исполнив поручение, боцман поспешил обратно к капитану.
– Шкипер, что с ними? – спросил он.
– Видно, им говорили, что сразу после сдачи в плен их расстреляют. Я однажды читал книгу, где говорилось о самых эффективных методах ведения допроса – понимаете, книга была написана немцем, специалистом по получению информации от наших парней во время второй мировой войны, ясно? Так вот, этот парень умел получать информацию от наших ребят, и знаете почему? Он хорошо обращался с ними. Наши спецслужбы после войны переправили его в Америку, и теперь он американский гражданин. Вот что, отделите офицеров от матросов, а старшин от рядовых. Содержите их отдельно. Примите меры, чтобы они комфортно чувствовали себя на борту корабля. Хорошо кормите, снабжайте сигаретами, пусть они будут уверены в своей безопасности. Если найдете кого-нибудь из наших, кто сумел протащить на борт спиртное, заберите бутылку и дайте им по паре стаканчиков. Выдайте новую одежду. Их одежду мы заберем. Пусть перенесут ее в кают-компанию. Посмотрим, нет ли там чего-нибудь ценного. А главное, обращайтесь с ними вежливо – тогда, может быть, один или несколько из них разговорятся.
– Будет исполнено, шкипер. – Боцман ушел, недоуменно покачивая головой. Хорошо хоть на этот раз он сможет нарисовать на рулевой рубке целый силуэт подводной лодки, а не половину.
Моррис вернулся на мостик. Там он распорядился дать отбой боевой тревоги, и фрегат вернулся в режим обычного патрулирования. Затем он связался по радио с командиром конвоя и сообщил о военнопленных.
– «Фаррис», – послышался ответ коммодора. – Нанесите на пусковой установке золотую букву "А". Вся ваша команда действовала отлично, Эд. Вы – лучший корабль во время этого плаванья. Относительно военнопленных я сообщу свое решение позже. Конец связи.
Капитан повернулся и увидел, что вахта, находившаяся на мостике, не покинула его. Все они слышали слова коммодора. Усталости как не бывало – улыбки на лицах, обращенных к Моррису, означали для него больше чем слова коммодора.
Алексеев просматривал разведывательную информацию, которая скопилась на столе. Командующий округом выехал в Москву для участия в совещании высшего командного состава, однако эта информация ничем – почти ничем, поправил он себя, – не отличалась от того, что говорилось в Москве.
– Боевые действия в Германии развиваются недостаточно успешно, товарищ генерал? – спросил капитан Сергетов.
– Да. Мы должны были выйти на окраины Гамбурга через тридцать шесть часов – как выделено планом. А пока не сумели добиться этого, и Третья ударная армия несет тяжелые потери от налетов авиации НАТО. – Он замолчал, глядя на карту. – На месте командующего войсками НАТО, я бы снова контратаковал вот здесь.
– Может быть, они просто не в состоянии сделать этого. Мы сумели отразить их первую контратаку.
– Да, ценой уничтоженной танковой дивизии и шестидесяти сбитых самолетов. Такие победы хуже иных поражений. Да и картина на южном фланге ничуть не лучше. Войска НАТО отступают, выигрывая время, и делают это очень удачно. Их наземные войска и самолеты действуют на той же территории, на которой они проводили маневры в течение тридцати лет. Наши потери почти вдвое больше расчетных, и мы не в состоянии выдержать это. – Алексеев откинулся на спинку кресла и выругал себя за то, что говорил как пораженец. Впрочем, причиной этого было просто желание самому принять участие в сражениях, что-то предпринять. Он не сомневался, как не сомневается любой генерал, что сам сумел бы лучше управлять войсками.