– Как ты себя чувствуешь? – спросил один из них по-русски.
– Что со мной? – с трудом произнес майор тоже на русском языке.
Все понятно.
– Тебя сбил автомобиль, и сейчас ты находишься в военном госпитале, – солгал говоривший. Они все еще находились в Аахене, недалеко от германо-бельгийской границы.
– Что… Я как раз выходил на улицу, чтобы… – Голос майора звучал, как у пьяного, но он внезапно замолчал. Он попытался рассмотреть людей, стоявших рядом.
– Для вас все закончено, мой друг. – Теперь эти слова произнесли по-немецки. – Нам известно, что вы – советский агент, у вас обнаружили секретные государственные документы. Скажите, почему вас так интересует Ламмерсдорф?
– Нам не о чем говорить, – ответил мнимый Баум по-немецки.
– Слишком поздно для этого, – упрекнул его допрашивающий, снова перейдя на русский. – Но мы облегчим вашу участь. Хирург сообщил нам, что сейчас уже можно испытать на вас новое, так сказать, лекарство, и вы расскажете нам все, что вам известно. Проявите же благоразумие. Никто не сможет противостоять такому допросу. Кроме того, вам следует задуматься и о своим положении, – продолжил он более жестко. – Вы являетесь офицером иностранной армии, находитесь в Федеративной республике нелегально, с поддельными документами, и у вас обнаружены секретные сведения. Самое меньшее, что вам угрожает, – это пожизненное тюремное заключение. Однако, принимая во внимание то, что осуществляет сейчас ваше правительство, мы не ограничимся «самыми меньшими» мерами. Если вы согласитесь помочь нам, вам сохранят жизнь и, возможно, через несколько лет обменяют на германского разведчика, и вы сможете вернуться в Советский Союз. Мы даже пойдем на то, что сообщим вашему руководству, что получили все эти сведения от вас, когда вы находились под воздействием лекарственных препаратов. В этом случае вас никто не сможет обвинить в предательстве и наказать. Если же вы откажетесь сотрудничать с нами, то умрете от травм, полученных в результате несчастного случая.
– У меня дома семья, – тихо прошептал майор Андрей Чернявин, силясь вспомнить о необходимости выполнять свой долг. Страх и вызванное наркозом спутанное сознание не позволяли справиться с эмоциями. Майор не знал, что вместе с физиологическим раствором, поступающим внутривенно в его организм, вводится пентотал натрия, оказывающий воздействие на высшие функции головного мозга. Скоро он лишится способности рассматривать долгосрочные последствия своих действий. Единственное, что покажется ему важным, это то, что происходит в данное мгновение.
– С ними ничего не случится, – пообещал полковник Вебер. Он был армейским офицером, откомандированным в распоряжение Бундеснахрихтендинст и не первый раз допрашивал советского агента. – Неужели вы думаете, что они преследуют членов семьи каждого арестованного нами шпиона? Ведь тогда не найдется желающих вести разведывательную работу в Западной Германии. – Вебер смягчил свой голос. Пентотал начал действовать, и по мере того как сознание русского майора будет становиться все более затуманенным, полковник станет говорить с ним мягким и убедительным тоном, вытягивая всю необходимую информацию. Как странно, подумал он, что такому методу допроса его научил психиатр. Вопреки множеству кинофильмов, где жестокие немецкие офицеры вели допросы с применением пыток, у полковника Вебера полностью отсутствовал опыт применения силы при допросах. Жаль, подумал он. Может быть, именно сейчас мне потребуется жестокость. Почти все родственники полковника жили поблизости от Кульмбаха, в нескольких километрах от границы.
– Капитан Сергетов прибыл в ваше распоряжение, товарищ генерал.
– Садитесь, Иван Михайлович. – Сходство с отцом было поразительным, заметил про себя Алексеев. Невысокий и коренастый. Такие же гордые глаза, такой же интеллект во взгляде. Еще один молодой человек, которого ожидает многообещающее будущее. – Ваш отец говорил мне, что вы один из лучших аспирантов и отлично владеете арабскими языками.
– Совершенно верно, товарищ генерал.
– Вы изучали людей, говорящих на этих языках?
– Это является неотъемлемой часть программы обучения. – Молодой Сергетов улыбнулся. – Нам даже пришлось знакомиться с Кораном. Это единственная книга, которую читают многие представители арабской нации, и потому представляет собой важный фактор в изучении хода мыслей этих дикарей.
– Значит, вы не любите арабов?
– Как вам сказать, товарищ генерал… Нет, я не испытываю к ним теплых чувств. Моей группе приходится время от времени встречаться с представителями посольств стран Ближнего Востока – тех, кто разделяет наши политические воззрения, – чтобы практиковаться в разговорном языке. Это дипломаты главным образом из Ливии, иногда из Йемена и Сирии.
– Вы служили три года в танковых частях. Как вы считаете, мы сумеем победить арабов в бою?
– Израиль сумел сделать это без особого труда, а ведь у них нет даже и малой части наших ресурсов. Арабский солдат – это неграмотный крестьянин, плохо обученный, который находится под командованием неопытных офицеров.
У этого молодого человека готовы ответы на все вопросы, подумал Алексеев. Тогда, может быть, он сумеет объяснить мне, что происходит в Афганистане?
– Товарищ капитан, вы будете проходить службу в моем штабе на протяжении военной кампании против государств Персидского залива. Я буду обращаться к вам за помощью при переводе и при составлении планов боевых действий, основанных на полученных нами разведданных. Насколько мне известно, вы готовитесь стать дипломатом. Для меня это будет очень полезно. Мне всегда хочется выслушать мнение другого человека по поводу информации, представленной в наше распоряжение КГБ и ГРУ. Это не означает, что я не доверяю нашим товарищам в разведслужбах, надеюсь, вы понимаете это. Просто мне хочется, чтобы кто-то дал оценку разведданным с армейской точки зрения. То обстоятельство, что вы служили в танковых войсках, для меня важно вдвойне. Еще один вопрос. Какова реакция народа на приказ о мобилизации?